— Что все это значит? — спрашиваю я.
Вацек медленно поднимается. Он еще оглушен и мотает головой. Я наблюдаю за ним. А он вдруг снова бросается вперед, нацелившись головой мне в живот. Я отскакиваю в сторону, даю ему подножку, он с глухим стуком опять налетает на обелиск и ушибается в этот раз о полированную часть цоколя. От такого удара другой потерял бы сознание, но Вацек только слегка пошатнулся. Он повертывается ко мне, в руках у него нож. Это длинный острый нож, каким колют скотину, я отлично вижу его при электрическом свете. Вацек вытащил его из сапога и с ним кидается ко мне. Я не стремлюсь к бесцельным героическим деяниям: при столкновении с человеком, который умеет так искусно обращаться с ножом и привык колоть лошадей, это было бы самоубийством. И я прячусь за обелиск, Вацек бросается следом за мной. К счастью, я более ловок и проворен.
— Вы спятили? — шиплю я. — Хотите, чтобы вас вздернули за убийство?
— Я покажу тебе, как спать с моей женой! — хрипит Вацек. — Ты поплатишься своей кровью!
Наконец-то я узнаю, в чем дело!
— Вацек! — восклицаю я. — Вы же казните невинного!
Мы носимся вокруг обелиска. Я не догадываюсь позвать на помощь: все происходит слишком быстро; да и кто мог бы мне действительно помочь?
— Вас обманули! — кричу я сдавленным голосом. — Какое мне дело до вашей жены?
— Ты спишь с ней, сатана!
Мы продолжаем бегать то вправо, то влево. Вацек в сапогах, он более неповоротлив, чем я. И куда запропастился Георг! Меня тут по его вине зарежут, а он прохлаждается с Лизой в своей комнате!
— Да вы хоть свою жену спросите, идиот! — кричу я, задыхаясь.
— Я зарежу тебя!
Озираюсь, ища какое-нибудь оружие. Ничего нет. Пока мне удастся поднять маленький могильный камень, Вацек успеет перерезать мне горло. Вдруг я замечаю осколок мрамора величиной с кулак, он поблескивает на подоконнике конторы. Я схватываю его, проношусь вокруг обелиска и запускаю его Вацеку в голову, удар приходится под левой бровью, и сейчас же течет кровь, он видит теперь только одним глазом.
— Вацек, вы ошибаетесь! — кричу я. — Ничего у меня нет с вашей женой. Клянусь вам!
Движения Вацека замедлились, но он все еще опасен.
— И так оскорбить однополчанина! — беснуется он. — Какая мерзость!
Он делает выпад, точно бык на арене. Я отскакиваю в сторону, снова хватаю осколок мрамора и вторично запускаю в него, к сожалению, промахиваюсь, и осколок падает в куст сирени.
— Плевать мне на вашу жену, равнодушен я к ней! — шиплю я. — Понимаете? Плевать!
Вацек безмолвно продолжает бегать за мной. Из левой брови кровь течет у него очень сильно, поэтому я бегу влево. Он и так видит меня довольно смутно, поэтому в решительную минуту я могу что есть силы пнуть его в коленку. В это мгновение он наносит мне удар ножом, но задевает только мою подметку. Пинок спас меня. Вацек останавливается весь в крови, держа нож наготове.
— Слушайте! — говорю я. — Не двигайтесь! Давайте на минуту объявим перемирие. Вы можете потом продолжать, и я выбью вам второй глаз! Берегитесь! Спокойно, болван вы этакий! — Я смотрю, не отрываясь, на Вацека, словно хочу его загипнотизировать. Как-то я прочел книгу на этот счет. — Ни… чего… меж… ду… мной… и… ва… шей… же… ной… нет! — скандирую я медленно и настойчиво. — Она меня не интересует! Стоп, — шиплю я при новом движении Вацека. — У меня у самого жена есть…
— Тем хуже, кобель проклятый!
Вацек снова бросается вперед, но налетает на цоколь обелиска, так как не рассчитал расстояние, едва не теряет равновесие, я опять даю ему пинок, на этот раз по большой берцовой кости. Правда, он в сапогах, но удар все же подействовал. Вацек снова останавливается, широко расставив ноги и, увы, все еще сжимая в руках нож.
— Слушайте, вы, осел! — говорю я властным тоном гипнотизера. — Я влюблен в совсем другую женщину! Постойте! Я сейчас вам покажу ее! У меня есть фотокарточка!
Вацек безмолвно делает выпад. Мы обегаем обелиск, описывая полукруг. Я успеваю вытащить из кармана бумажник. Герда дала мне на прощание свою фотокарточку. Я быстро стараюсь нащупать ее. Несколько миллиардов марок разлетаются пестрым веером, а вот и фотография.
— Видите, — заявляю я и, спрятавшись за обелиск, протягиваю ему фотографию, но осторожно и на таком расстоянии, чтобы он не мог ткнуть меня ножом в руку. — Разве это ваша жена? Посмотрите-ка внимательнее! Прочтите надпись!
Вацек косится на меня здоровым глазом. Я кладу изображение Герды на цоколь.
— Вот! Смотрите! Разве это ваша жена?
Вацек делает неуклюжую попытку схватить меня.
— Слушайте, верблюд! — говорю я. — Да вы хорошенько посмотрите на карточку! Когда у человека есть такая девушка, неужели он будет бегать за вашей женой?
Кажется, я перехватил. Вацек обижен, он делает резкий выпад. Потом останавливается.
— Но кто-то ведь спит с ней! — неуверенно заявляет он.
— Вздор! — говорю я. — Ваша жена верна вам!
— А почему же она торчит здесь так часто?
— Где?
— Да здесь!
— Понять не могу, о чем вы говорите, — отвечаю я. — Может быть, она несколько раз говорила из конторы по телефону, допускаю. Женщины любят говорить по телефону, особенно когда они много бывают одни. Поставьте ей телефон!
— Она и ночью сюда ходит! — заявляет Вацек.
Мы все еще стоим друг против друга, разделенные обелиском.
— Она недавно была здесь ночью, когда фельдфебеля Кнопфа принесли домой в тяжелом состоянии, — отвечаю я. — А ведь обычно она работает по ночам в «Красной мельнице».
— Это она уверяет, но…
Нож в его руках опущен. Я беру с цоколя фотокарточку Герды и, обогнув обелиск, подхожу к Вацеку.
— Вот, — говорю я. — Теперь можете меня колоть и резать, сколько вашей душе угодно. Но мы можем и поговорить. Чего вы хотите? Заколоть человека ни в чем не повинного?
— Это нет, — отзывается Вацек. — Но…
Выясняется, что ему открыла глаза вдова Конерсман. Мне слегка льстит сознание того, что она из всех обитателей дома заподозрила в блуде только меня.
— Слушайте, — обращаюсь я к Вацеку. — Если бы только вы знали женщину, из-за которой я схожу с ума! Вы бы меня не заподозрили! А впрочем, сравните хотя бы фигуры. Вы ничего не замечаете?
Вацек тупо смотрит на фотографию Герды, где написано: «Людвигу с любовью от Герды». Но что он в состоянии заметить одним глазом?
— Похоже это на фигуру вашей жены? — спрашиваю я. — Только рост одинаковый. Впрочем, может быть, у вашей жены есть красно-рыжий широкий плащ наподобие накидки?
— Ясно, есть, — отвечает Вацек снова с некоторой угрозой. — И что же?
— У моей дамы — такой же. Этих плащей всех размеров сколько угодно в магазине Макса Клейна на Гроссештрассе. Сейчас они очень в моде. Ну, а старуха Конерсман полуслепая, вот вам и разгадка.
У старухи Конерсман глаза зоркие, как у ястреба. Но чему не поверит рогатый муж, если ему хочется верить?
— Поэтому она их и спутала, — поясняю я. — Дама, снятая на карточке, несколько раз приходила сюда ко мне в гости. Надеюсь, она имеет право прийти или нет?
Я облегчил Вацеку все дело, ему остается только ответить «да» или «нет». Сейчас ему достаточно кивнуть.
— Хорошо, — говорю я. — И поэтому вы человека ночью чуть не зарезали?
Вацек тяжело опускается на ступеньки крыльца.
— Ты тоже меня сильно потрепал, дружище, посмотри на меня.
— Глаз цел.
Вацек ощупывает подсыхающую черную кровь.
— Если вы будете продолжать в том же духе, то скоро попадете в тюрьму, — замечаю я.
— Что я могу поделать? Такая уж у меня натура.
— Заколите себя, если вам необходимо кого-нибудь заколоть. Это избавит вас от многих неприятностей.
— Иногда мне даже хочется прикончить себя. Ну как же мне быть? Я с ума схожу по этой женщине. А она меня терпеть не может.
Я вдруг чувствую себя растроганным и уставшим и сажусь на ступеньки рядом с Вацеком.
— А все мое ремесло! — говорит он с отчаяньем. — Она ненавидит этот запах, дружище. Но ведь если много режешь лошадей, от тебя пахнет кровью!